к.м.н., психотерапевт Антон Ежов
В этой статье мне бы хотелось осветить следующие вопросы: какие способы обращения с аффектами имеются в распоряжении у ухаживающего за ребенком родителя? И можно ли провести параллель между ними и терапевтическими стратегиями в работе с клиентами, имеющими признаки аффективной регрессии?
Итак, что мы как специалисты можем дать клиенту, опираясь на свой родительский опыт?
1. Постоянство родителя/терапевта. Для ребёнка/клиента, который испытывает тревогу, беспокойство и не обладает зрелыми навыками утешения себя само присутствие осуществляющего уход лица и его отклик уже несет успокоение. Джанни Франчесетти в своих рекомендациях по работе с паническими атаками, в частности пишет: «Важно спокойное присутствие терапевта. Это ответ фону... …Пусть вас не смущает возникающая фигура срочности. Если вы спокойны, пациент на уровне своих зеркальных нейронов тоже успокоится.»Предлагая себя в качестве дополнительного «органа успокоения», мы показываем ребенку/клиенту, что сами не испытываем существенного волнения. Грубо говоря, взволнованный ребёнок/клиент «успокаивается об родителя/терапевта» и в долгосрочной перспективе можно заметить, как недифференцированное возбуждение, аффективные колебания и «шторма» во время сессий становятся все меньше, позволяя ребёнку/клиенту и родителю/терапевту заниматься не только замедлением темпа и спасением из чрезвычайных эмоциональных ситуаций, но и узнавать чувства, проникать в их смысл, природу возникновения.
2. Понимание необходимости идеализации на ранних этапах. Нам кажется не всегда уместным решение о быстрой деидеализации и фрустрации фантазий о всемогуществе терапевта на начальном этапе работы. Ребёнок в начале своей жизни нуждается в идеализации заботящихся о нем лиц и у него нет другого варианта, кроме принятия родителя в качестве всемогущей фигуры. Ребёнок/клиент может фантазировать о всемогуществе родителя/терапевта для поддержки этой веры, даже когда родитель/терапевт в реальности не может облегчить его дистресс.
3. Оценка событий и интерпретация чувств. Переживая боль и тревогу ребенок/клиент обращается к родителю/терапевту, чтобы он утешил его и компенсировал его дискомфорт. В потребности ребенка/клиента принимать оценку родителем/терапевтом окружающего мира заключена основа его доверия. Родитель/терапевт становится по блестящему выражению Винникотта «аппаратом для думания мыслями», который помогает ребёнку/клиенту образовывать мыслительные представления, понимать свои эмоции и декодировать их в речь, лучше осознавая и сообщая себе и окружению, то, что с ним происходит. Это позволяет ребенку легче переживать трудные чувства за счёт осмысления ситуации и правильных обозначений своих аффектов и связанных с ними потребностей.
4. Разрешение на самоуспокоение. Чтобы ребенок/клиент приобрел функцию самоутешения, он должен чувствовать, что получил разрешение "занять место родителя" в качестве источника оказания помощи. Родитель/терапевт может испытывать ревность в ответ на возрастающую автономность ребёнка/клиента и связанные с этим самостоятельные поиски «как сделать себе хорошо». Примером патологической реакции ревности являются случаи, когда мать может ревновать к игрушке ребёнка и требовать, чтобы он обратил внимание на неё, играл с ней, а не «возился с этой проклятой штукой».
В практике, например, один клиент может выбрать вместо сессии пойти в театр или на концерт, чтобы «развеяться», другой оплатить сессию и «честно ее проспать», третий, испытывающий серьёзные трудности в выражении чувств в терапии, однажды «забыл про сессию, хотя помнил о ней», пил вино недалеко от кабинета и «вспомнил о сессии, когда пришло напоминание». Мы обсудили какие внутренние причины могли привести к такой ситуации и клиент признал, что в легком опьянении ему «легче говорить о чувствах и не так стыдно». Я признал это как способ справиться с непереносимым ограничением стыда и его попытке встретиться с запретными переживаниями в присутствии другого. Нам кажется, что в таких единичных и несистемных отклонениях в сеттинге, важным будет воздержаться от карательных санкций и различных запретительных мер, а скорее обсуждать и интерпретировать это как поиск возможностей для выражения чувств, помощи себе и вместе с клиентом задаваться вопросом: «как это можно сделать ещё?». Такими альтернативными компенсациями также могут быть символические действия, например, когда совершается ритуальный акт прощения или избавления от чего-то неприятного, что помогает справляться с чувствами стыда или вины. Хороший родитель/терапевт будет предлагать эмоциональную поддержку до тех пор, пока она необходима и готов дать возможность ребенку/клиенту использовать свои собственные ресурсы, а не ревностно поддерживать свое право на «причинение добра и утешение».
5. Ментализация. В задачу родителей/терапевтов так же входит умение представлять себе, что происходит с их ребенком/клиентом в плане переживания аффектов, распознавание его истинных потребностей и намерений, когда он ведет себя так или иначе. Например, достаточно хорошая мать интерпретирует эпизод воровства ребенком мелочи из своего кармана не как проявление признак психопатологии, а как коммуникативное послание о неудовлетворенных потребностях и возможном дефиците внимания. Эта способность матери или отца равносильна возможности психотерапевта представлять себе когнитивное и аффективное психическое состояние своего пациента называется созданием внутренней модели сознания другого или ментализацией (Fonagy, P. et al., 2002). Чем более точные и гибкие такие модели, тем более вероятным является развитие способности к ментализации у ребенка/клиента.
6. Эмпатия, отражение аффектов и контейнирование. «Лицо матери – как экран, на котором младенец видит то, что он чувствует» (Dornes, 2006). Если родитель/терапевт не отражает конгруэнтно аффекты ребенка, а лишь показывает ему свои собственные, ребенок/клиент путает свои собственные аффекты с аффектами родителя/терапевта, интернализуя их вместо своих, что приводит к путанице: что здесь свое, а что – чужое. Другой патогенный сценарий - если родитель/терапевт конгруентно реагирует на аффект ребенка/клиента, но эти реакции сверхсильные и не дифференцированы по уровню. Например, мать, чрезмерно тревожная сама по себе, возвращает обратно ребенку не только его не переработанную тревогу, но и эвакуирует в него свою. Она использует его, как хранилище для своих, непереносимых аффектов, или может пытаться поменяться с ним ролями, стремясь к тому, чтобы быть самой контейнированной ребенком вместо того, чтобы делать это для него.
Третий сценарий это когда родитель/терапевт реагирует тревожно или отстранённо и говорит: «я не понимаю, что с тобой происходит!» - тем самым, она устанавливает слишком большую эмоциональную дистанцию и отвергает те переживания, которые ребенок/клиент хочет эвакуировать, возвращая ему их не модифицированными.
Нормальной реакцией в таких ситуациях будет дать сначала возможность ребенку/клиенту спроецировать непереносимые аффекты на родителя/терапевта, переработать их, и вернуть ему обратно, предварительно придав им осмысленное содержание (W. Bion, 1962), что позволяет их интернализировать в виде диадной единицы «Я-аффект-Объект» и использовать в «строительстве» интегрированной идентичности.
7. Отношение самого родителя/терапевта к чувствам: по мнению Генри Кристала «идентификация с родителями и имитация их способа обращения со своими эмоциями становятся наиболее важными детерминантами тех паттернов, которые приобретет ребенок» (H. Krystal, 1988). Борется ли терапевт с чувством вины у своего клиента, прибегает ли к помощи медицинских препаратов, чтобы тот не тревожился, старается ли делать терапию комфортной и избегает выражений злости или воспринимает эти аффекты как естественную часть процесса и проявляет уважение и интерес к ним? Ребёнок/клиент будет вероятнее всего так же относиться и к своим эмоциям.
J. M. Dorsey заметил: «Всегда, когда пробуждается какой-либо мой аффект, его пробуждение заслуживает моей всецелой благодарности, так как оно представляет собой мой мгновенный способ помощи самому себе. Все, что я переживаю, заслуживает моей всецелой любви, ибо как раз благодаря такому переживанию я сохраняю свою жизнь». Нам кажется, что эта цитата хорошо иллюстрирует зрелое отношение и обращение с аффектами и может служить своего рода посланием для клиентов.
С уважением, к.м.н. Антон Ежов